Едят ли лисы виноград?

Долгое время я оставалась по этому вопросу в недоумении. Басня Эзопа-Крылова всегда немного настораживала: Лиса ведь она хищник, что ей этот виноград?. С другой стороны, трепетное отношение к простому смыслу писания, которое говорит нам в Песне Песней, что лисы безобразничают в виноградниках, требовало уточнение обстоятельств. С чего бы им там безобразничать, если их виноград интересует?

Полезла в Гуголь, и вот пишут, правда, лисы очень любят виноград.

Едят ли лисы виноград?

Долгое время я оставалась по этому вопросу в недоумении. Басня Эзопа-Крылова всегда немного настораживала: Лиса ведь она хищник, что ей этот виноград?. С другой стороны, трепетное отношение к простому смыслу писания, которое говорит нам в Песне Песней, что лисы безобразничают в виноградниках, требовало уточнение обстоятельств. С чего бы им там безобразничать, если их виноград интересует?

Полезла в Гуголь, и вот пишут, правда, лисы очень любят виноград.

Пишу рассказ. Названия пока нету...

Силвия была неспокойна. Все вроде бы, в ее жизни складывалась благополучно и нормально: любимая работа, счастливый брак. И тем не менее довольно часто, особенно когда она оставалась наедине сама с собой, когда по вечерам поджидала Тому, украдкой поглядывая на часы, все больше и больше чувствовала что в их жизни что-то идет не так, как следовало бы.

Нет, то что Тома всегда опаздывала, Сильвии не мешало. Даже наоборот, детская непосредственность Томы, ее взбаламошенность и искренность, и даже ее опоздания были особенно милы Сильвии и только сильнее притягивали ее к Томе. Но были вещи, которые Сильвия не могла понять, которые настораживали и напрягали.

Они уже были женаты полтора года, а Тома определенно пока не хотела детей. Регулярно по почте приходили самые заманчивые предложения, красочные картинки с очаровательными пупсиками все в розовых кружевах и бантиках, но на всякий намек со стороны Сильвии, Тома только глядела на нее умоляюще, и просила: «Ну Си, ну дорогая моя, давай еще немножко подождем. Может я еще просто не созрела, может мне надо закончить учебу, и встать окончательно на ноги, чтобы решиться на это...»

***

Сильвия еще раз взглянула на часы. Двадцать пять минут опоздания, это даже для Томы довольно много. «Нет, не буду звонить, ­­− решила Сильвия, − подожду еще хотя бы минут пять, если Тома почувствует я ее пытаюсь контролировать, это ее обидит.» А через пять минут двери разъехались и веселая, раскрасневшаяся Тома влетела в дом и бросилась Сильвии на шею: «Си, милая моя, не сердись пожалуйста, я знаю, я плохая девочка, я заставила тебя волноваться, но у меня в дороге было такое приключение, ты себе не представляешь!»

Сильвия нежно поцеловала Тому в щечку и они обе отправились на кухню, где их ждал любовно накрытый Сильвией стол.

«Ты представляешь, − начала рассказывать Тома, прожевав первый кусок, − я совсем уже собиралась сесть в птилет, и тут вижу рядом с моей стоянкой маленький мальчик сидит на земле и плачет. Ну, я никак не могла бросить его там одного. Я вытерла ему слезы, и он мне объяснил, что его папа оставил его рядом со стоянкой и отошел ненадолго, а он только хотел посмотреть на полосатую крысу, и прошел за ней чуть-чуть, а потом крыса вернулась в своей дом, а мальчик не мог найти стоянку. Пришлось мне отвезти его домой и сдать на руки семье, не могла же я его там одного бросить!»

Сильвия покачала головой: «Ты должна была обратиться к полицейскому, это не к лицу девушкам заниматься воспитанием мальчиков, можно сказать, даже неприлично»

«Да, − сказала Тома грустно, − я знаю, ты права, но он был такой милый, весь в кудряшках и личико такое заплаканное, мне стало его ужасно жалко. А потом, он когда увидел меня, сразу попытался сдержать слезы − такой мужественный человечек, и так разумно и смело мне все рассказал...»

Сильвия продолжала хмуриться. Она любила Тому, и в этом не было сомнения, но иногда так трудно бывало объяснить ей самые элементарные вещи. Тома улыбнулась слабой, немного заискивающей улыбкой: «Пожалуйста, не сердись Си, я постараюсь тебя больше не расстраивать, я знаю, я взбаломошеная и легкомысленная, а ты взрослая и мудрая. Но я постараюсь поскорее вырасти и стать такой же мудрой и рассудительной, как ты.»

***

Что-то случилось у птилета с крылом. Он вдруг ойкнул, тихо застонал и неловко покачиваясь в воздухе приземлился на ближайшем холме. Тома выпрыгнула на каменистую землю, обошла машину, и попробовала прикоснуться к крылу, птилет жалобно захрипел, и она отдернула руку. «Вот ужас-то, опять Си будет недовольна», − подумала Тома и быстренько позвонила ей, чтобы та не волновалась. Си, как водится, сначала ее поругала, объяснила, что сначала надо звонить в техподдержку, а потом уже домой, надавала кучу советов, высказала предположение, что Тома перед полетом не проверила количество воды, или количество масла. Тома выслушала все не сопротивляясь, а потом вызвала техподдержку.

Птилет механика появился минут через десять, он плавно сел на холме рядом с Томой и когда дверь отъехала, оттуда выскочил молодой парень − черноволосый, курчавый с пронзительными голубыми глазами. Он взглянул на Тому, и сразу отвел глаза, поглядел себе под ноги, потом на поломанную машину, потом перевел взгляд на камень, на котором Тома сидела.

− Я Томас, механик, сказал он как-то неуверенно.

Тома вздрогнула. Созвучие имен ее почему-то испугало. С другой стороны, очень захотелось, чтобы он снова посмотрел на нее.

− А я Тома, это вы мой птилет прилетели лечить?

− Да, наверное, Вы ведь вызывали?

− Да, вызывала.

Томас с трудом перевел взгляд на Тому.

− Тогда я пожалуй пойду, взгляну, что с ним...

− Ага, наверное нужно...

Некоторое время они стояли и просто смотрели друг на друга, а потом Томас неловко как-то повернулся и двинулся к птилету. На его прикосновения птилет вовсе не хрипел, а только попискивал тихонько, и через некоторое время крыло было вправлено и Томас достал здоровенный шприц, через который вколол под крыло дозу лекарства.

− Ну, вроде теперь должно все исправиться, − сказал Томас довольно, − ему сейчас нужно только часа полтора покоя.

− Огромное спасибо...

− А пока, если Вы хотите, − сказал Томас и запнулся, − ну вообщем, Вы же знаете, это часть наших обязанностей, пока птилет не в состоянии летать, мы может, то есть должны, то есть, если Вы не возражаете, я бы мог...

Тома молчала. Горло почему-то пересохло, и трудно было пошевелить языком.

− Вы не хотите, чтобы я вас подвез?

− Хочу, − прошептала Тома.

Они двинулись к машине медленно, а когда подошли к дверце оба машинально протянули руки к кнопке, и пальцы случайно встретились, и оба отдернули их.

− Извините...

− Ой нет, это я виноват, я такой неловкий.

− Вовсе нет, это...

Молчание. Оба молчали и не двигались, и оба понимали, что вдруг нежданно негаданно на них свалилось что-то, что сильнее их и страшнее аварии машины.

− Я не хотел, − вдруг воскликнул Томас, − поверьте, со мной такого никогда еще не было!

− Со мной тоже, − тихо сказала Тома, − но вот это случилось.

Они снова смотрели в глаза друг другу, и тут Томас медленно медленно протянул ей руку.

***

Птилет приближался к Томиному дому. Она уже давно вытерла слезы и держалась твердо. Они решили, что никогда больше не увидятся, и другого пути нет, потому что альтернатива − это разрушение жизни своей и своих друзей, это остракизм навсегда. А «навсегда», это страшное слово для таких молодых людей как они. И только... только очень больно почему-то. Томас посадил свой птилет на стоянке. Проглотил слюну и сказал:

− Может быть, все же оставишь мне свой номер?

− Нет, − решительно заявила Тома, и выскочила из машины.

***

А через два дня она сама связалась с техподдержкой и делано-равнодушным тоном попросила позвать техника Томаса.

Если все будет благополучно, то продолжение последует
ПРОДОЖЕНИЕ

Пишу рассказ. Названия пока нету...

Силвия была неспокойна. Все вроде бы, в ее жизни складывалась благополучно и нормально: любимая работа, счастливый брак. И тем не менее довольно часто, особенно когда она оставалась наедине сама с собой, когда по вечерам поджидала Тому, украдкой поглядывая на часы, все больше и больше чувствовала что в их жизни что-то идет не так, как следовало бы.

Нет, то что Тома всегда опаздывала, Сильвии не мешало. Даже наоборот, детская непосредственность Томы, ее взбаламошенность и искренность, и даже ее опоздания были особенно милы Сильвии и только сильнее притягивали ее к Томе. Но были вещи, которые Сильвия не могла понять, которые настораживали и напрягали.

Они уже были женаты полтора года, а Тома определенно пока не хотела детей. Регулярно по почте приходили самые заманчивые предложения, красочные картинки с очаровательными пупсиками все в розовых кружевах и бантиках, но на всякий намек со стороны Сильвии, Тома только глядела на нее умоляюще, и просила: «Ну Си, ну дорогая моя, давай еще немножко подождем. Может я еще просто не созрела, может мне надо закончить учебу, и встать окончательно на ноги, чтобы решиться на это...»

***

Сильвия еще раз взглянула на часы. Двадцать пять минут опоздания, это даже для Томы довольно много. «Нет, не буду звонить, ­­− решила Сильвия, − подожду еще хотя бы минут пять, если Тома почувствует я ее пытаюсь контролировать, это ее обидит.» А через пять минут двери разъехались и веселая, раскрасневшаяся Тома влетела в дом и бросилась Сильвии на шею: «Си, милая моя, не сердись пожалуйста, я знаю, я плохая девочка, я заставила тебя волноваться, но у меня в дороге было такое приключение, ты себе не представляешь!»

Сильвия нежно поцеловала Тому в щечку и они обе отправились на кухню, где их ждал любовно накрытый Сильвией стол.

«Ты представляешь, − начала рассказывать Тома, прожевав первый кусок, − я совсем уже собиралась сесть в птилет, и тут вижу рядом с моей стоянкой маленький мальчик сидит на земле и плачет. Ну, я никак не могла бросить его там одного. Я вытерла ему слезы, и он мне объяснил, что его папа оставил его рядом со стоянкой и отошел ненадолго, а он только хотел посмотреть на полосатую крысу, и прошел за ней чуть-чуть, а потом крыса вернулась в своей дом, а мальчик не мог найти стоянку. Пришлось мне отвезти его домой и сдать на руки семье, не могла же я его там одного бросить!»

Сильвия покачала головой: «Ты должна была обратиться к полицейскому, это не к лицу девушкам заниматься воспитанием мальчиков, можно сказать, даже неприлично»

«Да, − сказала Тома грустно, − я знаю, ты права, но он был такой милый, весь в кудряшках и личико такое заплаканное, мне стало его ужасно жалко. А потом, он когда увидел меня, сразу попытался сдержать слезы − такой мужественный человечек, и так разумно и смело мне все рассказал...»

Сильвия продолжала хмуриться. Она любила Тому, и в этом не было сомнения, но иногда так трудно бывало объяснить ей самые элементарные вещи. Тома улыбнулась слабой, немного заискивающей улыбкой: «Пожалуйста, не сердись Си, я постараюсь тебя больше не расстраивать, я знаю, я взбаломошеная и легкомысленная, а ты взрослая и мудрая. Но я постараюсь поскорее вырасти и стать такой же мудрой и рассудительной, как ты.»

***

Что-то случилось у птилета с крылом. Он вдруг ойкнул, тихо застонал и неловко покачиваясь в воздухе приземлился на ближайшем холме. Тома выпрыгнула на каменистую землю, обошла машину, и попробовала прикоснуться к крылу, птилет жалобно захрипел, и она отдернула руку. «Вот ужас-то, опять Си будет недовольна», − подумала Тома и быстренько позвонила ей, чтобы та не волновалась. Си, как водится, сначала ее поругала, объяснила, что сначала надо звонить в техподдержку, а потом уже домой, надавала кучу советов, высказала предположение, что Тома перед полетом не проверила количество воды, или количество масла. Тома выслушала все не сопротивляясь, а потом вызвала техподдержку.

Птилет механика появился минут через десять, он плавно сел на холме рядом с Томой и когда дверь отъехала, оттуда выскочил молодой парень − черноволосый, курчавый с пронзительными голубыми глазами. Он взглянул на Тому, и сразу отвел глаза, поглядел себе под ноги, потом на поломанную машину, потом перевел взгляд на камень, на котором Тома сидела.

− Я Томас, механик, сказал он как-то неуверенно.

Тома вздрогнула. Созвучие имен ее почему-то испугало. С другой стороны, очень захотелось, чтобы он снова посмотрел на нее.

− А я Тома, это вы мой птилет прилетели лечить?

− Да, наверное, Вы ведь вызывали?

− Да, вызывала.

Томас с трудом перевел взгляд на Тому.

− Тогда я пожалуй пойду, взгляну, что с ним...

− Ага, наверное нужно...

Некоторое время они стояли и просто смотрели друг на друга, а потом Томас неловко как-то повернулся и двинулся к птилету. На его прикосновения птилет вовсе не хрипел, а только попискивал тихонько, и через некоторое время крыло было вправлено и Томас достал здоровенный шприц, через который вколол под крыло дозу лекарства.

− Ну, вроде теперь должно все исправиться, − сказал Томас довольно, − ему сейчас нужно только часа полтора покоя.

− Огромное спасибо...

− А пока, если Вы хотите, − сказал Томас и запнулся, − ну вообщем, Вы же знаете, это часть наших обязанностей, пока птилет не в состоянии летать, мы может, то есть должны, то есть, если Вы не возражаете, я бы мог...

Тома молчала. Горло почему-то пересохло, и трудно было пошевелить языком.

− Вы не хотите, чтобы я вас подвез?

− Хочу, − прошептала Тома.

Они двинулись к машине медленно, а когда подошли к дверце оба машинально протянули руки к кнопке, и пальцы случайно встретились, и оба отдернули их.

− Извините...

− Ой нет, это я виноват, я такой неловкий.

− Вовсе нет, это...

Молчание. Оба молчали и не двигались, и оба понимали, что вдруг нежданно негаданно на них свалилось что-то, что сильнее их и страшнее аварии машины.

− Я не хотел, − вдруг воскликнул Томас, − поверьте, со мной такого никогда еще не было!

− Со мной тоже, − тихо сказала Тома, − но вот это случилось.

Они снова смотрели в глаза друг другу, и тут Томас медленно медленно протянул ей руку.

***

Птилет приближался к Томиному дому. Она уже давно вытерла слезы и держалась твердо. Они решили, что никогда больше не увидятся, и другого пути нет, потому что альтернатива − это разрушение жизни своей и своих друзей, это остракизм навсегда. А «навсегда», это страшное слово для таких молодых людей как они. И только... только очень больно почему-то. Томас посадил свой птилет на стоянке. Проглотил слюну и сказал:

− Может быть, все же оставишь мне свой номер?

− Нет, − решительно заявила Тома, и выскочила из машины.

***

А через два дня она сама связалась с техподдержкой и делано-равнодушным тоном попросила позвать техника Томаса.

Если все будет благополучно, то продолжение последует
ПРОДОЖЕНИЕ

Названия все еще нет

Но есть окончание рассказа НАЧАЛО ТУТ

***
Томас прогуливал работу, Тома запустила занятия. Они встречались по несколько раз в неделю, урывками, иногда в пустом подвале техподдержки, иногда в пустынной морской бухточке, иногда в лесу, с риском поломки загоняя машину подальше от дороги.

«Это безумие, безумие», − плакала Тома, и целовала Томаса жадно, сквозь слезы.

Они вздрагивали от каждого незнакомого звука и спешили разойтись, и Тома опять плакала.

Как-то раз, у них было чуть чуть больше времени, потому что Томас неожиданно быстро покончил со сложной поломкой, и у Томы лекция отменилась. Машина стояла в глухом лесу, Тома лежала на заднем сидении, положив голову Томасу на колени.

− Иногда я думаю, − сказала Тома, − как прекрасно было бы, если бы в нашем мире не было всех этих условностей связанных с полом. Мы могли бы жить вместе как жены, нет, как мужья, ну вообщем, как супруги, и ты бы по вечерам готовил нам ужин, а я бы приносила кофе тебе в постель. И мы бы завели себе ребенка, − Тома осеклась, − ну нет, конечно же никто бы нам никогда не доверил ребенка.

И она снова заплакала.

− Ну не надо, − Томас ласково гладил ее по голове, − не надо. И без того нам не просто, давай просто забудем на минуту обо всем, просто посидим вдвоем еще несколько минут, пока можно...

Тома вытерла слезы.

− Ну и пожалуйста, ну и не надо, я и так не хочу этих глупых розовых карапузиков, в складочках и ленточках, ужасные, писклявые девчонки, кому они нужны.

Томас задумался.

− Нет, если честно, я очень хочу маленькую девочку, такую же беленькую как ты, и с твоей улыбкой. Ты знаешь, я так люблю, когда ты улыбаешься. Только нам присылают лишь мальчишек на выбор, сама понимаешь.

Тома вздохнула.

− А я бы как раз хотела мальчика. Кудрявого, если можно. Жаль, не выйдет у нас ничего. Я все думаю, что будет если кто-то узнает, что мы встречаемся?

− Раньше таких как мы казнили, говорят, а теперь только высылают. Кажется, где-то в горах есть деревня, целиком населенная двуполыми выродками. С ними никто не общается, а только минимальные торговые взаимоотношения поддерживают. Вроде бы там производят сыр очень хорошего качества и козье молоко, тоже, кажется, оттуда.

Она улыбнулась и взглянула на часы.

− Ой, уже поздно как, пора нам разбегаться, позвони мне завтра, ладно?

***

А потом был официальный, длинный звонок в дверь, гримаса страха на лице Сильвии (она догадывалась, как же иначе), Офицер и два солдата в дверях.

Холодные серые глаза и белокурые волосы офицера, губы сомкнуты в презрительной усмешке.

− Как она ненавидит меня, − подумала Тома.

− Вам дается двадцать пять минут на сборы.

Страшный крик Сильвии.

Тома сдвинулась с места как сомнамбула. Она стащила с полки свою большую дорожную сумку и беспорядочно стала кидать туда все что попадется под руку, туфли, одежду, белье. Сильвия с мокрым лицом металась по квартире причитая что-то невнятное и сувала Томе в руки деньги, платки, фонарик, теплые носки и другие вещи, непонятно нужные или нет. Кинулась в кухню, принесла любимую Томину чашку, и вдруг заплакала в голос. Офицер поджала губы и отвернулась. Тома застыла над беспорядочной сумкой.

− Ваше время истекло, напомнила офицер.

− Прости меня, прошептала Тома.

***

В грузовом отсеке птилета располагался большой сиреневый фургон. Рядом с ним на сидении поместились Томас и Тома, отделенные стеклянной перегородкой от кабины, в которой находились офицер и солдаты. Они сидели взявшись за руки и молчали. В один миг жизнь переломалась навсегда, прошлое теперь недосягаемо и невозвратимо, а про будущее они не знали фактически ничего. Не было сил осознать, не было слов, чтобы описать.

Первой заговорила Тома:

− Ты знаешь, я уверена, что это не Сильвия. Она, она не могла бы. Это не потому, что она моя... ну, моя бывшая жена. Но я ее знаю очень хорошо, она всегда придерживалась правил, и всегда презирала доносчиков. И потом, потом она очень любит меня. Я думаю, она давно знала и молчала.

− Наверное это Рон, − сказал Томас, − ты не подумай, он на самом деле хороший, но только ревнивый. Даже, когда я просто за руку здоровался с другими парнями он весь напрягался и дрожал. Он все время допытывался у меня, не завел ли я себе другого, проверял, куда я хожу, следил. Я не хотел тебе говорить, не хотел зря пугать. Но вот уже несколько дней он со мной не разговаривал, я боялся, что он узнал. Так что... Но все равно мне его очень жаль, он правда нормальный парень, нам с ним было довольно неплохо вместе.

***

Птилет приземлился на зеленой лесной опушке, задние двери его раздвинулись и сиреневый фургон выехал на траву. Вместо него в отсек птилета въехал такой же фургон, который до этого стоял рядом с местом их приземления.

Офицер вышел из кабины и стукнул в дверь:

− Ну вы там, выродки, выматывайтесь живо, хватит пачкать своим поганым присутствием нашу машину. Или вы еще не натрахались вдоволь?

Солдаты противно засмеялись. Тома отпустила руку Томаса и спустилась на траву, Томас вышел за ней.

Двери задвинулись, окончательно оставляя за собой всю их прежнюю жизнь, птилет взмахнул крыльями и поднялся в воздух.

***

Почти сразу же после этого они заметили над лесом другую машину. Птилет приблизился и сел довольно близко от них. Двери раздвинулись, и на опушку спустилась симпатичная молодая женщина:

− Добро пожаловать в нашу общину, − сказала она, и добавила улыбнувшись, − ну что же вы там стоите, подходите поближе, познакомимся, меня зовут Таль.

Из дверей машины тем временем выбралась маленькая смуглая девочка, она подбежала к Таль и прижалась к ее ноге.

− Ой, смотри ребенок, воскликнул Томас в восхищении.

− А откуда вы тут их берете? − удивилась Тома.

Таль уперла правую руку в бок, левой погладила себя по кругленькому животику, и рассмеялась.

Названия все еще нет

Но есть окончание рассказа НАЧАЛО ТУТ

***
Томас прогуливал работу, Тома запустила занятия. Они встречались по несколько раз в неделю, урывками, иногда в пустом подвале техподдержки, иногда в пустынной морской бухточке, иногда в лесу, с риском поломки загоняя машину подальше от дороги.

«Это безумие, безумие», − плакала Тома, и целовала Томаса жадно, сквозь слезы.

Они вздрагивали от каждого незнакомого звука и спешили разойтись, и Тома опять плакала.

Как-то раз, у них было чуть чуть больше времени, потому что Томас неожиданно быстро покончил со сложной поломкой, и у Томы лекция отменилась. Машина стояла в глухом лесу, Тома лежала на заднем сидении, положив голову Томасу на колени.

− Иногда я думаю, − сказала Тома, − как прекрасно было бы, если бы в нашем мире не было всех этих условностей связанных с полом. Мы могли бы жить вместе как жены, нет, как мужья, ну вообщем, как супруги, и ты бы по вечерам готовил нам ужин, а я бы приносила кофе тебе в постель. И мы бы завели себе ребенка, − Тома осеклась, − ну нет, конечно же никто бы нам никогда не доверил ребенка.

И она снова заплакала.

− Ну не надо, − Томас ласково гладил ее по голове, − не надо. И без того нам не просто, давай просто забудем на минуту обо всем, просто посидим вдвоем еще несколько минут, пока можно...

Тома вытерла слезы.

− Ну и пожалуйста, ну и не надо, я и так не хочу этих глупых розовых карапузиков, в складочках и ленточках, ужасные, писклявые девчонки, кому они нужны.

Томас задумался.

− Нет, если честно, я очень хочу маленькую девочку, такую же беленькую как ты, и с твоей улыбкой. Ты знаешь, я так люблю, когда ты улыбаешься. Только нам присылают лишь мальчишек на выбор, сама понимаешь.

Тома вздохнула.

− А я бы как раз хотела мальчика. Кудрявого, если можно. Жаль, не выйдет у нас ничего. Я все думаю, что будет если кто-то узнает, что мы встречаемся?

− Раньше таких как мы казнили, говорят, а теперь только высылают. Кажется, где-то в горах есть деревня, целиком населенная двуполыми выродками. С ними никто не общается, а только минимальные торговые взаимоотношения поддерживают. Вроде бы там производят сыр очень хорошего качества и козье молоко, тоже, кажется, оттуда.

Она улыбнулась и взглянула на часы.

− Ой, уже поздно как, пора нам разбегаться, позвони мне завтра, ладно?

***

А потом был официальный, длинный звонок в дверь, гримаса страха на лице Сильвии (она догадывалась, как же иначе), Офицер и два солдата в дверях.

Холодные серые глаза и белокурые волосы офицера, губы сомкнуты в презрительной усмешке.

− Как она ненавидит меня, − подумала Тома.

− Вам дается двадцать пять минут на сборы.

Страшный крик Сильвии.

Тома сдвинулась с места как сомнамбула. Она стащила с полки свою большую дорожную сумку и беспорядочно стала кидать туда все что попадется под руку, туфли, одежду, белье. Сильвия с мокрым лицом металась по квартире причитая что-то невнятное и сувала Томе в руки деньги, платки, фонарик, теплые носки и другие вещи, непонятно нужные или нет. Кинулась в кухню, принесла любимую Томину чашку, и вдруг заплакала в голос. Офицер поджала губы и отвернулась. Тома застыла над беспорядочной сумкой.

− Ваше время истекло, напомнила офицер.

− Прости меня, прошептала Тома.

***

В грузовом отсеке птилета располагался большой сиреневый фургон. Рядом с ним на сидении поместились Томас и Тома, отделенные стеклянной перегородкой от кабины, в которой находились офицер и солдаты. Они сидели взявшись за руки и молчали. В один миг жизнь переломалась навсегда, прошлое теперь недосягаемо и невозвратимо, а про будущее они не знали фактически ничего. Не было сил осознать, не было слов, чтобы описать.

Первой заговорила Тома:

− Ты знаешь, я уверена, что это не Сильвия. Она, она не могла бы. Это не потому, что она моя... ну, моя бывшая жена. Но я ее знаю очень хорошо, она всегда придерживалась правил, и всегда презирала доносчиков. И потом, потом она очень любит меня. Я думаю, она давно знала и молчала.

− Наверное это Рон, − сказал Томас, − ты не подумай, он на самом деле хороший, но только ревнивый. Даже, когда я просто за руку здоровался с другими парнями он весь напрягался и дрожал. Он все время допытывался у меня, не завел ли я себе другого, проверял, куда я хожу, следил. Я не хотел тебе говорить, не хотел зря пугать. Но вот уже несколько дней он со мной не разговаривал, я боялся, что он узнал. Так что... Но все равно мне его очень жаль, он правда нормальный парень, нам с ним было довольно неплохо вместе.

***

Птилет приземлился на зеленой лесной опушке, задние двери его раздвинулись и сиреневый фургон выехал на траву. Вместо него в отсек птилета въехал такой же фургон, который до этого стоял рядом с местом их приземления.

Офицер вышел из кабины и стукнул в дверь:

− Ну вы там, выродки, выматывайтесь живо, хватит пачкать своим поганым присутствием нашу машину. Или вы еще не натрахались вдоволь?

Солдаты противно засмеялись. Тома отпустила руку Томаса и спустилась на траву, Томас вышел за ней.

Двери задвинулись, окончательно оставляя за собой всю их прежнюю жизнь, птилет взмахнул крыльями и поднялся в воздух.

***

Почти сразу же после этого они заметили над лесом другую машину. Птилет приблизился и сел довольно близко от них. Двери раздвинулись, и на опушку спустилась симпатичная молодая женщина:

− Добро пожаловать в нашу общину, − сказала она, и добавила улыбнувшись, − ну что же вы там стоите, подходите поближе, познакомимся, меня зовут Таль.

Из дверей машины тем временем выбралась маленькая смуглая девочка, она подбежала к Таль и прижалась к ее ноге.

− Ой, смотри ребенок, воскликнул Томас в восхищении.

− А откуда вы тут их берете? − удивилась Тома.

Таль уперла правую руку в бок, левой погладила себя по кругленькому животику, и рассмеялась.